Сам убийца Халилов в своём обращении ссылался на то, что он мстит за сирийских мусульман и даже назвал свою операцию «Возмездие». Он искренен?

Я думаю, что он-то сам, скорее всего, так и считает, потому именно таких, тупых молодых людей и используют для устрашающих акций. Другое дело — кто за этим может стоять? Его могли использовать, в том числе, и для чисто тактических целей. Ему, например, внушили, что он должен отомстить за Сирию. Но то, что он сделал это именно сейчас, несомненно отразится на внутриполитической ситуации в Дагестане, в той или степени — на ходе избирательной кампании. То есть здесь надо разделять две вещи — что думал он сам и что думали те, кто его к этому подталкивал. Потому что я не считаю, что у стрелка просто-напросто хватило бы ума на то, чтобы самостоятельно дойти до этого преступления, явно за ним кто-то стоял. Возможно, как тот же Кадыров говорит, что за этим могут стоять люди, которые, которые потерпели поражение в рядах боевиков псевдоисламского псевдогосударства и вернулись в Дагестан. Я бы этого не исключал.

Но вся ситуация может этим не исчерпываться. Так как начатая антикоррупционная кампания в Дагестане, на мой взгляд, могла вызвать и обострение экстремизма как якобы реакцию на эти вещи. Здесь логика может быть простая: «Вы лучше не трогайте нашу местную систему, потому что это может вызвать всплеск исламизма, экстремизма и так далее». Это достаточно известный несложный прием.

Понятно, что рано или поздно с дефектами системы управления надо было что-то делать. Я там понимаю, что федеральный центр демонстрирует не просто борьбу с коррупцией, а борьбу с коррупцией на Кавказе. Потому что довольно часто Москву обвиняли именно в том, что, «мол, вы что-то делаете в центре, а Кавказ трогать боитесь». Видимо, с Дагестана, как с одного из самых неблагоприятных в этом смысле регионов, и решили начать. Рано или поздно там должен быть наведён порядок. Не факт, что все местные от этого в восторге. Какими методами надо было действовать — это открытый вопрос. Но здесь вот какая штука. Местным лидерам была предоставлена возможность на протяжении 25 лет решить проблемы Дагестана такими методами, которые они считают оптимальными. Они этого сделать не смогли.

Хочу вспомнить то, что произошло в 1996 году. Был рейд Радуева по приказу Масхадова на тот же Кизляр, город был захвачен. В результате погибли сотни людей, в том числе женщин в роддоме. И тогда дагестанцы были резко солидарны против такого понимания ислама, которое демонстрировали Масхадов, Радуев и Басаев, называвшие себя «борцами за настоящий ислам, за традиционные ценности горцев». В том же самом Кизлярском роддоме, скорее всего, за несколько месяцев до того теракта родился убийца Халилов. Что мы упустили на этом направлении? Дагестанцы в 1996 году и в 1999 году давали отпор «бородачам», и их невозможно было вовлечь в псевдоисламские секты, а сейчас — пожалуйста, дагестанских игиловцев уже, как мы видим, тысячи.

Что касается 1996-1999 годов, помимо прочего, там сыграл свою роль этнически-территориальный фактор. Дагестанцы просто видели в террористах чужих, не видели в них своих, это обычное для Северного Кавказа дело. И они считали, что чеченцам нечего делать на их территории— это первое.

Второе. Тогда влияние глобальной террористической идеологии не было таким сильным, каким оно стало впоследствии. Это, к сожалению, глобальная тенденция, которой затронуты и российские условно-мусульманские регионы. Тогда этот экстремизм в первую очередь опирался на боевые действия, которые велись в Чечне. Если бы боевые действия велись в Дагестане, то спонсоры терроризма уделяли бы внимание этому. Собственно говоря, это и был их план — перебросить на Кавказ нестабильность для того, чтобы в том числе и там развивать гибельную идеологию.

Но время идёт и, ещё раз повторю, в мусульманском сообществе экстремисты держат инициативу. И это проявилось не только у нас. Посмотрите, в Египте в 1996 году было спокойное положение, а потом случилась «Арабская весна». В Сирии, Ираке и Ливии были светские режимы, а потом, в том числе с помощью внешнего фактора, началось разрушение, гражданская война, в том числе с элементами внедрения экстремизма. Это процесс глобальный. И Россия находится на его окраине — это вовсе не наш феномен. Мы, к сожалению, здесь вынуждены просто следовать общемировой тенденции. И негативные последствия этой тенденции отголосками достигают нас.

Между прочим, сейчас пытаются перенести псевдомусульманскую радикализацию в постсоветскую Среднюю Азию. То есть здесь дело сложнее, чем просто деградация — дескать, люди на Кавказе были мирными и умными, потом стали глупыми и злыми. Мир стал более прозрачным (к сожалению или к счастью — уж не знаю), в том числе в информационном плане. От этого мы становимся всё более и более уязвимыми для общемировых процессов. Если в XIX веке не было технологических возможностей для донесения информации и люди жили в естественно ограниченных сообществах, то сейчас в информационном плане мир пронизан всеобщими потоками. Остановить их практически невозможно. Для этого нужно отключиться от мирового информационного потока и создать абсолютный железный занавес на границе — и то, я не уверен, что это сыграет роль.

Полная разруха 90-х годов, абсолютная деморализация общества привела к некой негативной самоорганизации — это точно. Этнический национализм плюс бандитизм в беспредельном его выражении, плюс всевозможные радикальные религиозные течения. И в данном случае, если уж говорить об исламе, налицо нежелание многих молодых вникать в ислам. Есть желание воспринять простейшие, сектантские его формы, которые оправдывают любое преступное действие. Может быть, и поэтому также надо сегодня проводить ту операцию, которая проводится в Дагестане, потому что та формула жизни, которая там установилась за постсоветские годы, как раз и поощряет подобную негативную социализацию.

Конечно, я за просвещение, здесь двух мнений быть не может. С просвещением возникли проблемы, в том числе и связанные с примитивно понимаемым «рыночным капитализмом», который воцарился в 90-е годы. Бандитизм, коррупция, деньги как мерило всего — это, во-первых, разрушило систему просвещения. А во-вторых, толкает, в том числе таких людей, как Халилов, на поиски правды — что называется, «другой правды». А в этот момент, собственно говоря, их и подхватывают соответствующие проповедники, потому что они говорят: «Слушай, мы знаем правду, мы сейчас тебе расскажем. Правда состоит в том, что нужно просто убить вот того, этого, пятого, десятого — и всё».

Также здесь очень негативную роль, конечно, сыграла война 90-х годов, потому что любая война, особенно гражданская, ведёт к падению цены человеческой жизни, ведёт к разрушению сознания, к разрушению ценностных установок, ведёт к разрушению той же самой культуры и в любом случае ведёт к радикализации людей. То есть гражданская война всегда делает людей более озверелыми. Юноша родился в 95-м, но воспитывался в среде тех людей, которые, несомненно, озверели. И, будучи озверевшими, они неизбежно передают подобное видение жизни своим детям. Ведь любой подобный социальный катаклизм не ограничивается рамками, которые обозначены в учебнике: скажем, война на Кавказе шла с 1993 по 2000 годы. Ну, и что? Это не означает, что после 2000 года кто-то переключил программу и жизнь стала прекрасной и свободной. Такого не бывает. Все эти негативные явления обычно растягиваются на несколько поколений. Поэтому надо быть предельно осторожными, когда люди начинают ставить разного рода социальные эксперименты. Надо очень аккуратно, бережно относиться к своей стране и людям, которые её населяют. Думают: вроде как взорвалось что-то, 2-3 года прошло — и можно забыть об этом. Ничего подобного, это будет аукаться в поколениях. Поэтому — да, сейчас подросло поколение 90-х, которое, собственно говоря, воспитывалось в ситуации тяжёлого катаклизма.

Но миндальничать, тем не менее, не имеет смысла, это совершенно точно. Постоянно с Кавказа слышатся бесконечные разговоры, что мол, «вы не понимаете специфики». Ну, мы не понимаем специфики — а вы нам подскажите. Понимание специфики, непонимание специфики — не означает потакания. Потакать, несомненно, не надо. И я думаю, что чистка в Дагестане скорее правильна, чем неправильна. Невозможно бесконечно заигрывать с тем, что там сформировалось и что порождает одну за другой волны террора и горя.