Сегодня в России — День леса. Берегите лес!
17.9.2017
В России начинается гражданская война?
Поддержка властями радикального патриотизма и фанатичной веры привела к тому, что ситуация выходит из-под контроля. Остановить маховик насилия будет совсем не просто.
За последнее время произошел целый ряд нападений на политиков, деятелей культуры и правозащитников. При этом правоохранители демонстративно уклоняются от поиска и задержания виновников, даже когда подозреваемых им «приносят на блюдечке».
Жертвами таких атак стали, например, сторонники Алексея Навального и он сам. Оппозиционеру, которому в лицо плеснули зеленкой, пришлось обращаться к зарубежным медикам, чтобы спасти зрение.
Затем разразилась истерия по поводу фильма «Матильда» режиссера Алексея Учителя. В результате неизвестные сожгли машины у офиса его адвоката. Также пытались поджечь студию Учителя, а в Екатеринбурге агрессивный противник фильма устроил пожар в кинотеатре, протаранив его на автомобиле, заполненном газовыми баллонами.
В Москве сожгли автомобиль журналистки Юлии Латыниной, и из-за угроз она покинула страну вместе с семьей.
В Чите погрому подвергся офис Забайкальского правозащитного центра.
«Росбалт» спросил у экспертов, в чем причина участившихся нападений радикалов на инакомыслящих, и как ситуация может развиваться дальше.
Валерий Соловей, доктор исторических наук, политический аналитик:
«В России накопилось очень много ненависти, очень много обид, и поляризуется политическое противостояние. Этот процесс начался благодаря государственной политике. В последние годы она целенаправленно строилась на шельмовании, диффамации определенной группы общества, которая называлась „пятой колонной“ или „14-ю процентами“, теми, кто противостоит курсу. И в то же время госполитика строилась на любовном взращивании, пестовании вот такого сорта радикальных активистов самых разных мастей — от религиозных или псевдорелигиозных активистов до клубов байкеров. Даже если прекратить государственное финансирование этих людей (я допускаю, что это может произойти), мгновенно этот процесс не остановится. Есть определенная инерция, потому что возникли организации, эти люди получили определенный запал, уверовали в свою собственную безнаказанность. Это очевидно, потому что те, кто, скажем, напал на Алексея Навального, не наказаны. В таких случаях события приобретают саморазвивающийся характер. То есть вы определенный процесс запускаете, а потом выясняется, что вы его остановить уже не можете.
Государство передало часть права на насилие вот таким самочинным организациям активистов. Поэтому они могут делать все, что захотят. Среди этих людей достаточно не просто безумцев, но безумцев радикально настроенных.
Россия в этом смысле не исключение, так бывает и в других странах. Существует ведь не только исламский экстремизм. Например, борьба за и против абортов в Соединенных Штатах доходила до прямых столкновений, до террористических акций. Так почему этого не может быть в России? Очень даже может. Все условия для этого созданы: много ненависти, есть оружие, есть ощущение полной безнаказанности. Те, кто, условно, выступает на стороне этих активистов, „патриотов“, видят, что никого из них не наказывают. А вот тех, кто против и попробует, допустим, выйти на пикет, могут „свинтить“ в два счета — и потом доказывайте, что вы ни в чем не виноваты, что вы соблюдали закон и Конституцию.
Государство, по-моему, сейчас само не очень радо, что инспирировало этот радикальный заряд, но справиться с этим уже не может. Здесь уже недостаточно прекращения поддержки, нужно предпринимать какие-то решительные шаги, но власти к этому явно не готовы.
Я не думаю, что это все приобретет какой-то колоссальный размах. Но ведь в некоторых случаях достаточно одного-двух террористических актов, нападений, чтобы вызвать волну самых сильных эмоций, и не только внутри России. Как это выглядит из-за границы? Как какое-то абсолютное торжество мракобесия. Дело не в том, что эти люди выходят, устраивают митинги. У них должно быть полное право на это, как оно должно быть и у их противников. Но никто не может и не должен давать им права менять политику в области культуры, вводить блокаду, угрожать террористическими актами. Такого права не должно быть ни у кого. А у них сейчас есть».
Алексей Синельников, политолог:
«Эти события из наших обычных безобразий выделяются одним интересным свойством: все они — политически анонимны. За них никакая организованная сила не берет ответственность. Даже требования (например, не показывать кино) — это фикция, потому что как реально можно сегодня требовать не показывать какое-то кино? У кого требовать — у Интернета? Но никто в РПЦ не выступает и не говорит: так вам и надо, это предупреждение. То есть это не „православный джихад“. Это ближе к тому, во что теперь трансформируется настоящий джихад — к анонимному террору, то есть к обычной тотальной войне с гражданским населением противника. Это ведь было заметно и по нападениям на Навального и его активистов, и по теракту в Санкт-Петербурге: отсутствие ясного послания, размытость адресата, случайность объекта атаки.
Cитуация настолько серьезная, у нее такие масштабные перспективы, что она требует прежде всего предельной честности. То есть надо прямо сказать: мы не знаем, кто эти люди, мы не знаем, чего они хотят, это новый вид войны — без ограничителей и целей. Они прячутся за масками то фундаменталистов, то политических радикалов, то случайных безумцев со справкой. Но это именно что маски, а это и называется „беспредел“. Больше всего похоже на вышедшую из-под контроля агентуру на случайных ангажементах».
Роман Романов, социолог, политолог:
«Вообще, в уличные противостояния может вылиться что угодно: и жаркая дискуссия во дворе, и жаркая дискуссия в квартире, и, тем более, жаркая дискуссия в Интернете. А может и не вылиться. Но в нынешней ситуации действует вполне определенная общественная сила, и некоторые депутаты Госдумы имеют к этому прямое отношение, вольно или невольно участвуя в нагнетании разжигающих вражду настроений. И в ситуации вокруг „Матильды“ речь идет уже не о дискуссиях в Интернете. Тут есть конкретная лоббистская группа, которая подогревает настроения, и есть группа не вполне уравновешенных людей, которые на это все ведутся.
Люди же, сидящие в Москве, не всегда понимают, как их слово отзывается за пределами их кабинета, в регионах. Не понимают, что есть много людей, которые только и ждут какого-то „подходящего“ для себя сигнала. Поэтому, когда человек облечен высоким политическим статусом, государственным статусом, ему бы надо отвечать за свои слова. Людям, занимающим высокие посты, не следует подливать масла в огонь этих „дискуссий“.
Заведенная машина насилия может легко выйти из-под контроля тех, кто сейчас заводит. Это нужно понимать, но, боюсь, сейчас степень рисков осознают далеко не все».
Виталий Черкасов, адвокат, правозащитник:
«В правозащите я с 2004 года. В тот период в стране победившего нефтедоллара к „нашему брату“ относились спокойно. Власть хоть и морщилась, но признавала за гражданским обществом право — пусть отчасти и декларативное — на контроль за своей деятельностью. Не редкими в то время были совместные круглые столы, за которыми чиновники свободно вступали с нами в дискуссии о правах человека. Проводились семинары и тренинги для силовиков, где им говорили, как соблюдать эти права. Но в последние годы вся острая дискуссия на эту тему переместилась в социальные сети. Чиновники больше на пушечный выстрел не подходят ко вчерашним оппонентам, заклеймили их. А для проформы рассадили „правильных“ людей в общественные палаты, ОНК, общественные советы при различных ведомствах и в кресла омбудсменов.
В экономике начались серьезные проблемы, народ затянул пояса, страна самоизолировалась от остального мира, вернулось понятие „осажденной крепости“. Думаю, власть поняла, что у представителей гражданского общества появились дополнительные козыри в руках — смотрите, в стране расцвет коррупции, народ ущемлен в своих правах, чиновники заняты собой. Народ стал прислушиваться, потянулся на улицы. Ответный ход — создание Росгвардии, почкование радикальных „летучих отрядов“ из числа провластных и православных активистов, готовых к разнузданному и открытому террору над инакомыслием. Цель — запугать, распылить и принудить к бегству. Но надежды на то, что вернутся тучные годы, иллюзорны. В этой ситуации либо страну накроет волна экстремизма подворотен, либо власть опомнится и прекратит поощрять „суды Линча“».
Дмитрий Гудков, политик, депутат Государственной думы VI созыва:
«Когда власть теряет монополию на насилие, это всегда заканчивается гражданскими столкновениями. Начинается с борьбы с инакомыслием, а заканчивается борьбой с самой властью. Если сейчас сжигают автомобиль Кости Добрынина (адвоката Алексея Учителя — „Росбалт“), то завтра сожгут автомобиль Владимира Мединского. И чиновники должны это понимать.
Если власть не реагирует на подобные методы сведения политических счетов, она дает сигнал всем маргиналам и „отморозкам“: если вы поддерживаете царя-батюшку, можете делать все что хотите. Это очень опасно. Рано или поздно прилетит ответ с другой стороны, а потом это все приведет к серьезным гражданским столкновениям и неизвестно чем вообще закончится.
Поэтому если сегодня Алексею Навальному глаза выжигают зеленкой, то завтра будут выжигать каким-нибудь системным либералам, условно, какой-нибудь Эльвире Набиуллиной за какой-нибудь банковский кризис или еще за что-то. Маргиналы — это же люди определенного склада, они же не видят никаких рамок или границ. Остановить это никто уже не сможет, потому что монополия на насилие разрушена.
Единственным вариантом должно быть жесткое пресечение подобных инцидентов со стороны власти. Если же мы говорим про наших мастеров культуры, то они должны осудить происходящее и серьезно поставить вопрос перед президентом, а не прятаться, как это делают Никита Михалков, Андрей Кончаловский, которые, видимо, считают, что их это не касается. А это коснется рано или поздно каждого.
Бизнесу тоже пора уже вытащить голову из песка и не бояться начать финансировать нормальные гражданские инициативы. Каждый должен действовать. Прятаться бессмысленно, потому что не спрячешься».
Дмитрий Ремизов
РБК
